Анна не сомневалась, спиритический сеанс был лучшим доказательством экстрасенсорных способностей Гальяно.
– И что там в склепе? – спросила она.
– Ты уверена, что хочешь это знать? – Громов отложил нож, посмотрел ей в глаза.
– Да, я хочу это знать! – На самом деле она не была готова к ответу, но коль уж случилась такая необходимость быть сильной и бесстрашной…
– Там мы нашли твои вещи.
– Что еще?
– Вскрытый саркофаг.
При слове «саркофаг» на ум сразу пришли египетские фараоны с их гробницами и проклятьями.
– А на крышке саркофага – свежая кровь. Я думаю, что твоя.
– Это что-то значит, да? – Оставаться смелой и неустрашимой было все тяжелее, а уже практически зажившая рана на ладони снова засаднила.
– Гальяно считает, что призрак выбрался после того, как кто-то совершил жертвоприношение.
– А жертва?
– А жертва, вероятнее всего, это ты. – В голосе Громова послышались злые нотки, точно он осуждал Анну за доставшуюся ей роль жертвы. Ладно, пусть осуждает, ей все равно нужна правда.
– Значит, это я его выпустила?
– Не ты, но с твоей помощью.
– И поэтому он сейчас за мной охотится? Потому что кто-то решил, что я подхожу на роль жертвенного барашка?
– Не знаю. – Громов смотрел ей прямо в глаза, но Анна чувствовала – врет. Это плохо, что врет, так хочется доверять хоть кому-нибудь.
– А еще что узнал? – С враньем она разберется позже, если, конечно, сумеет. Сейчас гораздо важнее вытянуть из него хоть какую-нибудь информацию. – Скажем, про этого барона? Ты намекал, что он как-то связан с теми ужасами, которые сейчас творятся в городе. Каким образом?
– Анюта, – Громов вдруг улыбнулся устало и вполне искренне, – давай мы сначала поужинаем, а потом я расскажу все, что знаю.
– А что случится, если ты начнешь рассказывать прямо за ужином? – Она не собиралась поддаваться обаянию его улыбки.
– Если я начну рассказывать прямо за ужином, велика вероятность того, что есть нам с тобой расхочется. – Громов придвинул к себе тарелку, а потом спросил: – У тебя не найдется ничего спиртного? Ну вдруг, чисто случайно.
– Чисто случайно найдется. – Анна поставила перед ним недопитую бутылку коньяка. – Столько хватит?
– Спасибо, этого более чем достаточно. Составишь мне компанию?
– Составлю.
Это даже хорошо, что он предложил и ей выпить, потому что на трезвую голову мириться с происходящим было очень тяжело, а алкоголь – хоть какой-то антидепрессант.
Они ели запеченное мясо и запивали его коньяком, разговаривали о пустяках и молчали о главном. Молчали до тех пор, пока не опустела бутылка.
Анна домывала посуду, когда Громов спросил:
– Ты так и не вспомнила, как оказалась на кладбище?
От неожиданности она выронила нож, и тот с громким лязганьем упал на дно раковины.
– Не помню. С моей памятью вообще творится что-то странное. Провалы… – Она замолчала, пытаясь правильно сформулировать свою мысль. – Помню, как вышла из автобуса, потом провал. Помню, как очнулась в склепе, но не знаю, как из него выбралась и куда пошла. Опять провал, понимаешь?
Громов кивнул.
– Второй раз я пришла в себя уже утром на скамейке в сквере, завернутая в старую куртку, с мужскими тапками на ногах. Получается, что из моей памяти выпала целая ночь… Где я была? Кто со мной вот это сделал? – она спустила с плеча рубашку. Неприлично обнажаться перед малознакомым мужчиной, наверное, это коньяк сделал ее такой смелой…
Громов всматривался в татуировку очень долго и очень внимательно, а потом коснулся Аниного плеча. Это было странное прикосновение: не научно-изыскательное, а почти нежное. Анна понимала, что быть такого не может, что Громовым движет какой-то только ему ведомый интерес, но сердце все равно забилось быстро-быстро.
– Он меняется. Видишь? – сказала она, чтобы не молчать, чтобы исчезли эти искры и электрические разряды, которых и нет ведь на самом деле.
– Вижу. – Палец Громова заскользил по ее руке вниз, к запястью, а потом Анину ладонь накрыла его большая ладонь. – Татуировка зажила очень быстро. Так не бывает.
– Зажила быстро? – Анна невесело усмехнулась. – А ничего, что феникс становится все ярче и отчетливее? А то, что он загорается, когда ко мне приближается этот… призрак?! Это нормально?!
– В том, что происходит, нет вообще ничего нормального.
Громов убрал руку, и Анне вдруг стало неловко. Торопливым движением она натянула на плечо рубашку, спросила:
– Так что ты хотел мне рассказать?
– Я пока не знаю все в деталях, – он продолжал юлить, но она уже все для себя решила.
– Можно пока без деталей. Что он был за человек, этот барон?
– Он не был человеком. – Громов зло поскреб уже изрядно заросший щетиной подбородок. – Он был монстром…
На похороны Олимпиады Павловны пришли, казалось, все жители города. Мужчины стояли молча, понурившись, женщины всхлипывали, некоторые и вовсе голосили на всю округу. От этих причитаний воздух на кладбище точно сгустился и стал вязким, таким, что даже дышать тяжело. Андрей Васильевич смотрел на свежую могилу и думал о том, как же все-таки несправедливо устроен мир: одни умирают во цвете лет, другие мучаются до глубокой старости, тщетно призывая смерть. Рядом шмыгала носом и то и дело прикладывала батистовый платочек к влажным от слез глазам Мари. Андрей Васильевич уговаривал супругу не ходить на похороны, поберечь сердце и нервы, но она не послушалась и сейчас вот страдала от невероятной духоты и захватившей в плен весь город паники. Если уж этот злодей добрался до губернаторской дочки, то на что надеяться остальным? Тем, у которых ни денег, ни охраны. Тем, у которых есть дочери, сестры, жены… Впрочем, нет, не так! Не было среди жертв ни одной замужней дамы, одни лишь юные девицы, красивые, непорочные, беспомощные перед лицом ужасной опасности.