Пепел феникса - Страница 22


К оглавлению

22

Андрей Васильевич тоже не остался в стороне от всеобщей ажитации. С появлением в городе загадочного и эпатажного барона пришел конец его затянувшемуся творческому застою. Теперь темы для статей и очерков у Андрея Васильевича имелись всегда.

…– А вот и наш герой! Ну, любезный, надеюсь, хоть вы поведаете нам о том страшном происшествии?! – Кто-то бесцеремонно похлопал задумавшегося и оттого сделавшегося рассеянным Андрея Васильевича по плечу. Впрочем, отчего же «кто-то»? Подобное небрежительное отношение к творческому человеку могла позволить себе лишь одна дама – графиня Пичужкина, та еще, прости Господи, язва!

– Ну, отчего же сразу герой, несравненная наша Ольга Федоровна? Я всего лишь выполняю свой долг. – Андрей Васильевич нацепил самую светскую, самую елейную из своих улыбок и только после этого отважился обернуться. С графиней Пичужкиной нужно держать ухо востро. Мало того, что она сплетница, каких свет не видывал, так еще и очень влиятельная сплетница, одним своим ядовитым словом способная уничтожить репутацию любого, кто придется не ко двору.

– Ай, бросьте, Андрей Васильевич, рассказывать нам про долг! – старая карга покачала головой. – Долг – это у бездельника Косорукова, а вы, дружочек, в этом запутанном деле исключительно по велению души.

В глазах графини зажегся прямо-таки демонический огонек, но Андрей Васильевич от ее слов приободрился. Во-первых, числиться у Пичужкиной в «дружочках» не всякому дозволено, в «дружочках» у нее вон – сам губернатор да барон фон Вид. А во-вторых, приятно слышать, как твоего недруга называют бездельником. И ведь заслуженно называют, надо признать. Было еще и «в-третьих» – выходит, не он один считает дело запутанным.

– Так и есть, – Андрей Васильевич с достоинством кивнул, – вы уж простите, Ольга Федоровна, да только не кажется мне, что подобное злодеяние мог свершить кто-то из местных. В пьяной драке соседа топором зарубить или там разбой какой учинить – это запросто, а чтобы вот так, с каким-то дьявольским куражом, тут иной характерец нужен.

– С куражом, говорите? – Графиня обмахнулась веером, продолжила задумчиво: – А ведь ваша правда, дружочек, без куража тут не обошлось. – Сказала и отвернулась, потеряв к Андрею Васильевичу всякий интерес.

Но не успел он вздохнуть полной грудью, как сию же секунду понял, что рано радоваться, ох, как рано! Косоруков, который совсем недавно был определен графиней Пичужкиной в бездельники, никак не выглядел удрученным. Он с видом победителя прогуливался среди многочисленных гостей барона, расточал комплименты дамам, раскланивался с господами. Встретившись взглядом с Андреем Васильевичем, следователь расплылся в недоброй улыбке и многозначительно подергал себя за вислый ус. Ох, не к добру такая лихость и самоуверенность. Никак, нарыл хитрый лис что-то новое по делу, а его, Андрея Васильевича, нарочно оставил в неведении.

Самые мрачные подозрения оправдались очень скоро, уже за ужином. Сам Андрей Васильевич никогда не завел бы такой пренеприятнейший и совершенно не салонный разговор прямо за столом, но Косоруков этикетом себя не утруждал и ринулся в баталию уже после первого бокала шампанского.

– А ведь я нашел злоумышленника, господин Сотников! – Он отставил бокал, смахнул с усов шампанское и продолжил, уже обращаясь в большей мере к гостям, а не к Андрею Васильевичу: – Тут давеча кое-кто изволил выдвинуть версию, что завелся у нас некий злокозненный душегуб. – Пренебрежительный тон Косорукова заставил Андрея Васильевича покраснеть. Краснел он еще с юных лет до безобразия некрасиво: шел нездоровыми лиловыми пятнами, а тут ведь дамы, Олимпиада Павловна…

– И что же? – поинтересовался барон таким тоном, будто речь шла вовсе не о преступлении. – У вас, Федот Антипович, как я погляжу, имеется иное мнение на этот счет? – Поигрывая столовым ножом, он переводил взгляд с Андрея Васильевича на Косорукова.

– И мнение имеется, и, что, пожалуй, поважнее будет, подозреваемый! – Следователь хлопнул ладонью по столу с такой силой, что зазвенел хрусталь.

– Нашли никак душегуба? – графиня Пичужкина недоверчиво покачала головой. – Так быстро?

– А что его искать?! – Косоруков пожал костлявыми плечами. – Мои люди свое дело знают. Никифор Веселов, трактирщика Матвея Веселова младший сын, девицу порешил. Сватов он к ней засылал, да только получил от ворот поворот. Людишки рассказывают, что с горя парень почитай две недели пил беспробудно, когда прямо в трактире, а когда и уходил неведомо куда. Вот в день убийства малютинской дочки его как раз в трактире-то и не было. Родня пыталась, конечно, чинить препоны следствию, Григорий Веселов клялся и божился, что сын с ним всю ночь в трактире был, да вот только нашлись свидетели, подтвердили, что видели подозреваемого накануне вечером у мельницы и слыхали, как он грозился весь малютинский род под корень извести, если девица не передумает.

– Вот оно как просто все получается. – В голосе графини Пичужкиной Андрею Васильевичу почудилось разочарование. – Значит, из-за любви все?

– А любовь, Ольга Федоровна, это далеко не всегда просто. – Барон, до того часу беззаботный и даже равнодушный, вдруг помрачнел. Андрей Васильевич сразу смекнул, что вспомнил, видать, их радушный хозяин какое-то свое амурное приключение. Да вот только сложно поверить, что такому мужчине кто-то посмел отказать. Надо признать, все при нем: и молодость, и красота, и богатство, и тот самый кураж, который, оказывается, так высоко ценит карга Пичужкина. Все при нем, а в глазах вдруг промелькнул огонек разочарования. Точно промелькнул – в физиогномике и душевных проявлениях на телесном уровне Андрей Васильевич разбирался весьма недурственно.

22