– Ясное дело – не ты! – Громов грубо, не церемонясь, поставил его на ноги, сказал с мрачной решимостью: – Давайте-ка отсюда убираться, а то мало ли что.
– Он ушел. – Анна продолжала сжимать руку Демоса, точно боялась, что без ее защиты с ним может случиться что-нибудь непоправимое.
– Откуда ты знаешь? – спросил Громов и направил луч фонарика прямо ей в лицо.
Анна зажмурилась, замотала головой:
– Убери!
– Откуда ты знаешь, что он ушел? – Громов и не думал выполнять ее просьбу, глазам по-прежнему было больно.
– Эй, мужик, что ты к ней пристал?! Кто ты вообще такой?! – Наверное, Демос окончательно пришел в себя, потому что голос его сделался решительным и злым.
– Дима, это мой знакомый, – сказала Анна успокаивающе и тут же требовательно добавила: – Громов, убери фонарик!
Удивительно, на сей раз он послушался, фонарик не убрал, но отвел в сторону.
– Когда он приходит, я его чувствую, – прошептала Анна.
– Как чувствуешь? – так же тихо спросил Громов.
– Кого чувствуешь? – выдохнул Демос.
И даже гопник, кажется, перестал скулить.
– Демос, ты не обижайся, но это тебя не касается. – Анна старалась, чтобы ее голос звучал не только решительно, но и ласково.
– Не касается? – переспросил он. – А кого тогда касается? Его?! – Он махнул рукой в сторону Громова.
– И его не касается. Все, уходим отсюда!
Не дожидаясь, когда эти двое последуют за ней, она направилась к выходу из сквера, почти на ощупь, ориентируясь лишь на тусклый свет чудом уцелевшего фонаря. И только оказавшись на аллее, она вдруг поняла, что приехала к себе домой, а не к Любаше, и что теперь ей, возможно, придется лицом к лицу столкнуться с той силой, от которой Громов пытается ее защитить…
– А чего это вы сюда поперлись? – Громов, похоже, читал ее мысли. – Ты ж должна была у подруги ночевать?
– Передумала! – Не станешь же рассказывать этому совершенно чужому человеку, что ошиблась?!
– Оно и верно. – Громов согласно кивнул. – Меньше народу, больше кислороду.
– Это ты сейчас о чем? – насторожилась Анна.
– Это я о том, что Гальяно решил, что твою подругу тоже нужно охранять. – Он бросил взгляд на часы, добавил многозначительно: – Вот уже часа два охраняет.
– От кого охранять? – поравнявшийся с ними Демос зло дернул Анну за рукав куртки. – Что тут вообще происходит?
– От шпаны. Ты же видишь, какой здесь район, – соврала она.
– Ага, вижу. А еще я вижу, что шпану тоже нужно от кого-то охранять! – Демос остановился перед Анной, требовательно заглянул в глаза: – Это же что-то потустороннее? Я прав?
– Ты не прав, – она протестующе мотнула головой.
– Потустороннее, потустороннее, – расплылся в мрачной ухмылке Громов. – И опасное, как ты уже понял. Так что давай-ка, Мэрлин Мэнсон, я вызову тебе такси.
– Я не Мэрлин Мэнсон! – голос Демоса вдруг сделался по-детски обиженным. – Слышишь, ты, урод?!
– Хорошо, договорились – ты не Мэрлин Мэнсон, – Громов равнодушно пожал плечами, – но такси я тебе все равно вызову.
Чайник, поставленный на газ уже десять минут назад, все никак не закипал. Анна в раздражении барабанила пальцами по столу, искоса поглядывала на Громова. Странное дело, но тому, что он напросился в гости, она была даже рада. Хотя как напросился? Просто поставил перед фактом – сказал, что сегодня будет ночевать у нее. Еще и чая горячего потребовал, а чайник все никак не закипит. Если бы закипел, у Анны появилось бы хоть какое-нибудь дело, и не пришлось бы сейчас чувствовать себя так неловко под бесцеремонным взглядом Громова.
– Может, бутерброд какой сделаешь? – спросил он и привалился спиной к урчащему боку холодильника. – Я сегодня и не ел толком.
– Сделаю. – Получив временную передышку, Анна вздохнула с облегчением, встала из-за стола, распахнула дверку холодильника.
Продуктовые запасы оказались невелики, но кое-что все же нашлось: полпалки колбасы, обветренный сыр и батон. А еще не начатый пакет сушек и банка сливового варенья. Был еще мед, но Анна с какой-то мрачной мстительностью решила, что без меда Громов перебьется. К тому времени, когда она закончила сооружать бутерброды, вскипел, наконец, чайник.
Наверное, Громов и в самом деле проголодался, потому что ел он с торопливой жадностью и с таким счастливым выражением лица, как будто к столу были поданы не черствые бутерброды, а настоящие деликатесы. Украдкой наблюдая за тем, как он торопливо, обжигаясь и фыркая, пьет горячий чай, Анна неожиданно для себя расщедрилась, поставила на стол банку с медом. В итоге Громов умолол все до единого бутерброды, полпакета сушек и полбанки меда – вот такой у него оказался аппетит, еще попробуй прокорми. Хотя о чем это она? Никто ведь не собирается ставить Громова на довольствие, а мед и бутерброды – это так, разовая акция. Утром она с ним распрощается, и все!
Когда со стола было убрано, а посуда старательно вымыта, вытерта и аккуратно расставлена на полочке, снова наступила та самая неловкость, от которой Анна никак не могла избавиться. Что ни говори, а не каждый день в ее доме ночует посторонний мужик. Да в ее доме вообще никогда не ночевали посторонние мужики, разве что однажды Любашин двоюродный брат, но тогда и Любаша была дома. Наверное, в отличие от Анны, Громов никакого особого дискомфорта не испытывал, потому что вместо положенного по этикету «благодарю» погладил себя по пузу и спросил:
– Ну, где мне лечь?
Этот вопрос, такой логичный и такой ожидаемый, неожиданно поставил Анну в тупик, потому что в ее однокомнатной квартире лечь Громову было негде. Имелась, конечно, тахта, которая при желании раскладывалась, но это лишь при желании, а какое уж тут желание!..